(с) Бесх
вторник, 08 сентября 2009
Некоторые живут от зарплаты к зарплате, некоторые от дозы к дозе, некоторые от встречи к встрече, а я кажется понял, что тоже живу подобными отрезками: я каждый раз с нетерпением жду, когда те или иные окружающие меня люди куда-нибудь уйдут, а я останусь один где-нибудь и превращусь (нет, не в насекомое) в хозяина окружающего мира. Ну и что, что этот мир размером с комнату, ну и что, что ненадолго.
(с) Бесх
(с) Бесх
воскресенье, 06 сентября 2009
Мама перестала читать мои стихи, когда мне было пятнадцать
Это был переломный момент. Мне стало тогда казаться,
что теперь читателей и вовсе нет. Так для кого стараться?
Мне и так было сложно жить, понимаете, жить в пятнадцать -
это как пробираться сквозь дремучий лес.
Я всё делала через себя и говорила: "если б было так просто...",
мне хотелось стать с мизинец ростом,
потому что была я высокой, глазастой и броской.
Я покупала сигареты в киосках, и мне пачки хватало на месяц или на два
(а теперь, дай бог, хватит на сутки...)
Хотя мерить возраст в бычках - это совсем не умно.
Вечно было девять пятнадцать, а я не в школе
Мама точно прознает, когда позвонит, а я как в агонии
трубку сниму, чтоб предсмертное выдать "алло".
И тогда мама скажет, что теперь уже все решено:
меня в детский дом, и так жаль, что не сдали ранее.
Мама перестала читать мои стихи, когда мне было пятнадцать.
Я тогда поняла, что придется дальше одной сражаться
с жутко злостным вопросом: "мне писать или чем-то полезным заняться?"
Это было... так сложно, внезапно, так дико и больно, и грустно.
На меня вдруг свалилась большая нагрузка,
и я думала долго, неделю, а может две...
И когда однажды мама пришла с работы. Поздно.
Я ее попросила прочесть мне сказку... как в детстве... если не сложно.
И она присела на край постели, стала читать.
Мамин голос дрожал, но не видела я, плачет ли, - у самой текли слезы,
Потому что у сказки печальный конец,
А на утро мне нужно было проснуться взрослой.
(с) принц без пениса
Это был переломный момент. Мне стало тогда казаться,
что теперь читателей и вовсе нет. Так для кого стараться?
Мне и так было сложно жить, понимаете, жить в пятнадцать -
это как пробираться сквозь дремучий лес.
Я всё делала через себя и говорила: "если б было так просто...",
мне хотелось стать с мизинец ростом,
потому что была я высокой, глазастой и броской.
Я покупала сигареты в киосках, и мне пачки хватало на месяц или на два
(а теперь, дай бог, хватит на сутки...)
Хотя мерить возраст в бычках - это совсем не умно.
Вечно было девять пятнадцать, а я не в школе
Мама точно прознает, когда позвонит, а я как в агонии
трубку сниму, чтоб предсмертное выдать "алло".
И тогда мама скажет, что теперь уже все решено:
меня в детский дом, и так жаль, что не сдали ранее.
Мама перестала читать мои стихи, когда мне было пятнадцать.
Я тогда поняла, что придется дальше одной сражаться
с жутко злостным вопросом: "мне писать или чем-то полезным заняться?"
Это было... так сложно, внезапно, так дико и больно, и грустно.
На меня вдруг свалилась большая нагрузка,
и я думала долго, неделю, а может две...
И когда однажды мама пришла с работы. Поздно.
Я ее попросила прочесть мне сказку... как в детстве... если не сложно.
И она присела на край постели, стала читать.
Мамин голос дрожал, но не видела я, плачет ли, - у самой текли слезы,
Потому что у сказки печальный конец,
А на утро мне нужно было проснуться взрослой.
(с) принц без пениса
сидишь в четырех стенах, терзаешь гитару, пишешь стишки о смерти,
об everlasting loneliness, тебе даже самой смешно -
гниешь изнутри, и однажды тебе приходит письмо в конверте
без обратного адреса; не читая, рвешь его на клочки и выбрасываешь в окно.
тебе страшно, тебе кажется, ты алиса-в-стране-чудес, выброшенная в космос,
или русалочка, не умеющая говорить, выброшенная на берег,
и так далее; позже, когда ты почти становишься взрослой,
тебе начинает казаться, что ты всего-навсего фрэнни.
но и это проходит; среди ночи звонит телефон, в трубку шепчут: "хорошая,
маленькая моя, останься"; ты долго не можешь заснуть, будто что-то тебе мешает;
а потом тебе снится Бог, ты говоришь ему: "я одна", он отвечает: "я тоже, но
у меня есть мир, и иногда это утешает"
(с) unrealized
об everlasting loneliness, тебе даже самой смешно -
гниешь изнутри, и однажды тебе приходит письмо в конверте
без обратного адреса; не читая, рвешь его на клочки и выбрасываешь в окно.
тебе страшно, тебе кажется, ты алиса-в-стране-чудес, выброшенная в космос,
или русалочка, не умеющая говорить, выброшенная на берег,
и так далее; позже, когда ты почти становишься взрослой,
тебе начинает казаться, что ты всего-навсего фрэнни.
но и это проходит; среди ночи звонит телефон, в трубку шепчут: "хорошая,
маленькая моя, останься"; ты долго не можешь заснуть, будто что-то тебе мешает;
а потом тебе снится Бог, ты говоришь ему: "я одна", он отвечает: "я тоже, но
у меня есть мир, и иногда это утешает"
(с) unrealized
смотри на меня, продолжай улыбаться и это войдет в моду
хоть тянет порой оторвать себе пальцы, компьютер выкинуть к черту
разбить монитор о стену с размаху и закурить устало
сколько тебя перешло на бумагу, сколько осталось. мало
для них ты – дневник, череда постов. открытых или закрытых
сколько еще нужно сплюнуть слов, сколько найти в книгах
а ты хочешь секса и волком выть. уже становится душно
всегда улыбаться и всех любить, и плакать, обняв подушку
(с) opossum
хоть тянет порой оторвать себе пальцы, компьютер выкинуть к черту
разбить монитор о стену с размаху и закурить устало
сколько тебя перешло на бумагу, сколько осталось. мало
для них ты – дневник, череда постов. открытых или закрытых
сколько еще нужно сплюнуть слов, сколько найти в книгах
а ты хочешь секса и волком выть. уже становится душно
всегда улыбаться и всех любить, и плакать, обняв подушку
(с) opossum
Извини, ты сегодня останешься дома.
Не грусти и не ной, запасись наркотой,
Я поймал себя снова на чувстве знакомом -
Мои боги решили спросить за постой.
Я уйду на недельку, бухой, без патронов,
Не ищи, потеряешься - сгинешь к чертям,
Приходи, если что, на заправку баллонов,
Если я и погибну, то именно там.
Каждый раз я надеюсь, что это - в последний,
Что клыки не растут, что луна не зовёт.
Правда, руки дрожат, и трясутся колени -
Значит, кто-то кого-то сегодня убъёт.
Не грусти и не ной, я вернусь непременно,
Что мне пули, что нож - ты же знаешь, смешно.
Во вселенской цепи пищевого обмена
На неделю возникнет слепое пятно.
Извини, ты сегодня останешься дома,
Не забудь запирать на ночь люки в отсек.
И пускай моя кровь не теплее бетона,
Но когда мы вдвоём - я почти человек.
(с) падрэ Алькадес
Не грусти и не ной, запасись наркотой,
Я поймал себя снова на чувстве знакомом -
Мои боги решили спросить за постой.
Я уйду на недельку, бухой, без патронов,
Не ищи, потеряешься - сгинешь к чертям,
Приходи, если что, на заправку баллонов,
Если я и погибну, то именно там.
Каждый раз я надеюсь, что это - в последний,
Что клыки не растут, что луна не зовёт.
Правда, руки дрожат, и трясутся колени -
Значит, кто-то кого-то сегодня убъёт.
Не грусти и не ной, я вернусь непременно,
Что мне пули, что нож - ты же знаешь, смешно.
Во вселенской цепи пищевого обмена
На неделю возникнет слепое пятно.
Извини, ты сегодня останешься дома,
Не забудь запирать на ночь люки в отсек.
И пускай моя кровь не теплее бетона,
Но когда мы вдвоём - я почти человек.
(с) падрэ Алькадес
привет. а ты узнаешь меня
через сто лет?
а ты вспомнишь
какие я носила кольца
(никаких), любила ли я
сапоги или туфли,
красила ли я ногти лаком
и если да -
то каким - бордовым или бесцветным?
ветром
или дождем
стирала пыль города
с кожи и кто из нас был моложе
по паспорту
впрочем не вспомнишь
(с) дом из алого паруса.
через сто лет?
а ты вспомнишь
какие я носила кольца
(никаких), любила ли я
сапоги или туфли,
красила ли я ногти лаком
и если да -
то каким - бордовым или бесцветным?
ветром
или дождем
стирала пыль города
с кожи и кто из нас был моложе
по паспорту
впрочем не вспомнишь
(с) дом из алого паруса.
наверное, там, где ты, никто не роняет посуду, не курит в окно,
не досматривает фильмы до конца, не видит ошибок в сценариях.
только лилии, только крошечный берег и большой-пребольшой остров.
только запись концертов немых и мятые хлопья снега внутри глаз.
может быть, в твоём доме люди говорят, а не отговариваются.
и проще вырывать из себя признания, на стене писать мелообразно,
сказать: настоящий друг. не хрусталь, не фарфор, не пластик.
сказать: забери меня. не безумно, не шутя, не отчаянно.
сказать о небе, мурлыкающем басом,
как о величайшей пошлости.
вода разливается по ступеням, ведущим наверх.
мы утонем и станем воздухом, наверное.
больше не удивляет неосознанность верности.
больше не удивляет ничто, набежавшее вместе с дождями.
когда ты родишься, я буду шелестеть листвой и ронять яблоки.
когда ты вырастешь, я буду лаять на твой автомобиль и бегать за почтальонами.
когда ты умрёшь, я стану духовным лидером и меня простят.
это внезапность непутёвая, тик судьбы, а ты только живи там,
где мы будем играть в шахматы, и, наверное, ты победишь,
потому что я не вижу разницы между королями и тобой.
будь там, где мы сможем закрывать дверной глазок ладонями вместе,
а не посменно, словно сумасшедшие.
будь там, где я не смогу выдавить чернила на бумагу
из-за тягучей внутри невесомости, позволяющей идти, закрыв глаза.
однако, перевернувшись на другой бок, я увижу зеркало,
я увижу статику непостоянности, и мне уже становится немного страшно
и холодно. достаточно перебрать открытки, чтобы найти причину судьбы:
вероятно, когда ты уходишь, ты забываешь дважды повернуть ключ.
(с) Kirmash
не досматривает фильмы до конца, не видит ошибок в сценариях.
только лилии, только крошечный берег и большой-пребольшой остров.
только запись концертов немых и мятые хлопья снега внутри глаз.
может быть, в твоём доме люди говорят, а не отговариваются.
и проще вырывать из себя признания, на стене писать мелообразно,
сказать: настоящий друг. не хрусталь, не фарфор, не пластик.
сказать: забери меня. не безумно, не шутя, не отчаянно.
сказать о небе, мурлыкающем басом,
как о величайшей пошлости.
вода разливается по ступеням, ведущим наверх.
мы утонем и станем воздухом, наверное.
больше не удивляет неосознанность верности.
больше не удивляет ничто, набежавшее вместе с дождями.
когда ты родишься, я буду шелестеть листвой и ронять яблоки.
когда ты вырастешь, я буду лаять на твой автомобиль и бегать за почтальонами.
когда ты умрёшь, я стану духовным лидером и меня простят.
это внезапность непутёвая, тик судьбы, а ты только живи там,
где мы будем играть в шахматы, и, наверное, ты победишь,
потому что я не вижу разницы между королями и тобой.
будь там, где мы сможем закрывать дверной глазок ладонями вместе,
а не посменно, словно сумасшедшие.
будь там, где я не смогу выдавить чернила на бумагу
из-за тягучей внутри невесомости, позволяющей идти, закрыв глаза.
однако, перевернувшись на другой бок, я увижу зеркало,
я увижу статику непостоянности, и мне уже становится немного страшно
и холодно. достаточно перебрать открытки, чтобы найти причину судьбы:
вероятно, когда ты уходишь, ты забываешь дважды повернуть ключ.
(с) Kirmash
Эллис с тринадцати лет мечтала быть стервой,
носить мини юбки и никого не любить.
Задатки, конечно, были: стальные нервы
И зубы, стучавшие немелодичный бит.
Эллис всегда не хватало такта и меры,
Спокойствия, денег, мартини и страха битв.
Эллис ведь никогда не пыталась быть лучше,
Пить ненавистный ей кофе и думать о вечном.
Она улыбалась - и разлетались тучи,
Она уходила - и прекращался вечер.
Все восхищались, а Эллис верила в случай.
Так было привычней и так было ей легче.
Эллис любила шум, бары и вечеринки,
С пятнадцати не смотрела на мир иначе.
Сначала всё так красиво, всё так в новинку,
Интриги, постели, «можешь оставить сдачу»,
Но несколько лет и ты почти невидимка,
Почти закончилась водка, почти не плачешь.
Эллис всё также смеялась, красила губы,
Кричала: «Не шлюха, я просто умею жить»,
Хотела того, кто будет с ней нежно-грубым,
Кто будет, как карма её, судьба и магнит.
Но сердце от дыма стало безвольно глупым,
Эллис уже не могла ничего изменить.
Уже не надеясь на что-то больше, чем страх
Эллис часами сидела в любимом баре.
И тут, конечно, Он. И, конечно, в Его глазах,
То, что она не нашла ни в одном бокале.
Взгляды, ночь, любовь, две секунды на небесах.
Ушёл. Так бывает, её предупреждали.
Эллис перестала пить, есть, слушала Баха,
Медленно умирала, дышала на стёкла.
«А, Эллис? Да, конечно, помню, когда-то трахал.
Схватила, наверно, триппер и быстро сдохла»
(с) метилендиоксиметамфетамин
носить мини юбки и никого не любить.
Задатки, конечно, были: стальные нервы
И зубы, стучавшие немелодичный бит.
Эллис всегда не хватало такта и меры,
Спокойствия, денег, мартини и страха битв.
Эллис ведь никогда не пыталась быть лучше,
Пить ненавистный ей кофе и думать о вечном.
Она улыбалась - и разлетались тучи,
Она уходила - и прекращался вечер.
Все восхищались, а Эллис верила в случай.
Так было привычней и так было ей легче.
Эллис любила шум, бары и вечеринки,
С пятнадцати не смотрела на мир иначе.
Сначала всё так красиво, всё так в новинку,
Интриги, постели, «можешь оставить сдачу»,
Но несколько лет и ты почти невидимка,
Почти закончилась водка, почти не плачешь.
Эллис всё также смеялась, красила губы,
Кричала: «Не шлюха, я просто умею жить»,
Хотела того, кто будет с ней нежно-грубым,
Кто будет, как карма её, судьба и магнит.
Но сердце от дыма стало безвольно глупым,
Эллис уже не могла ничего изменить.
Уже не надеясь на что-то больше, чем страх
Эллис часами сидела в любимом баре.
И тут, конечно, Он. И, конечно, в Его глазах,
То, что она не нашла ни в одном бокале.
Взгляды, ночь, любовь, две секунды на небесах.
Ушёл. Так бывает, её предупреждали.
Эллис перестала пить, есть, слушала Баха,
Медленно умирала, дышала на стёкла.
«А, Эллис? Да, конечно, помню, когда-то трахал.
Схватила, наверно, триппер и быстро сдохла»
(с) метилендиоксиметамфетамин
одна говорила мне каждое утро – мой ангел, целуй меня горячо -
касания губ твоих важнее вина и хлеба.
а я лежал, улыбаясь ей, и уткнувшись щекой в плечо.
и думал – насколько она хороша, глупа и нелепа.
другая – на шею вязала воздушный за шарфом шарф,
ходила походкой эльфа и пела нежней, чем арфа.
и с ней, наконец, я понял – я груб, жесток и неправ.
я мог бы любить ее вечно, но – только молча, босой и без шарфа.
и, наконец, единственной, жившей напротив лжи,
и выпускавшей змей из окна, и любившей мою гитару
я предпочел другую, разбив ее фаянс и мечты.
чтобы она поняла - насколько я ей не пара.
теперь мне с утра не приносят ванильное молоко,
а ночью толкают спросонья холодной пяткой.
не бей посуду, - мне говорят, - не кури, не уезжай далеко.
и - как печать – поцелуй на язык вместо святой облатки.
и я не бегаю по утрам в центральном парке или около дома. вообще никак.
не покоряю вершины, не прыгаю с парашютом и не служу рублю.
но я готов продать за полтинник, за грош, за медный пятак
мое обаяние, мой талант и ближайшую мне родню.
лишь бы она продолжала каждое утро меня искать,
сонной рукою сбрасывая подушки на пол вокруг кровати.
лишь бы она боялась меня не найти и - тем более - не достать
губами мою лопатку. и пусть она – против платьев,
не любит бокс и футбол, не играет со мной в слова,
не курит в постели до или после (и вместо) секса.
пьет пиво и херес, не зная год урожая вина
и никогда не хотела примерить наряд невесты.
но я же рождаюсь заново, только услышав – люблю тебя… знаешь как?
и каждый раз говорю ей – как? – охрипнув и замирая.
я бы продал себя и родню за полтинник, за грош, за медный пятак.
но ей не нужно. она и так меня любит. хотя - никогда не читает.
(с) Мир Абсурда
касания губ твоих важнее вина и хлеба.
а я лежал, улыбаясь ей, и уткнувшись щекой в плечо.
и думал – насколько она хороша, глупа и нелепа.
другая – на шею вязала воздушный за шарфом шарф,
ходила походкой эльфа и пела нежней, чем арфа.
и с ней, наконец, я понял – я груб, жесток и неправ.
я мог бы любить ее вечно, но – только молча, босой и без шарфа.
и, наконец, единственной, жившей напротив лжи,
и выпускавшей змей из окна, и любившей мою гитару
я предпочел другую, разбив ее фаянс и мечты.
чтобы она поняла - насколько я ей не пара.
теперь мне с утра не приносят ванильное молоко,
а ночью толкают спросонья холодной пяткой.
не бей посуду, - мне говорят, - не кури, не уезжай далеко.
и - как печать – поцелуй на язык вместо святой облатки.
и я не бегаю по утрам в центральном парке или около дома. вообще никак.
не покоряю вершины, не прыгаю с парашютом и не служу рублю.
но я готов продать за полтинник, за грош, за медный пятак
мое обаяние, мой талант и ближайшую мне родню.
лишь бы она продолжала каждое утро меня искать,
сонной рукою сбрасывая подушки на пол вокруг кровати.
лишь бы она боялась меня не найти и - тем более - не достать
губами мою лопатку. и пусть она – против платьев,
не любит бокс и футбол, не играет со мной в слова,
не курит в постели до или после (и вместо) секса.
пьет пиво и херес, не зная год урожая вина
и никогда не хотела примерить наряд невесты.
но я же рождаюсь заново, только услышав – люблю тебя… знаешь как?
и каждый раз говорю ей – как? – охрипнув и замирая.
я бы продал себя и родню за полтинник, за грош, за медный пятак.
но ей не нужно. она и так меня любит. хотя - никогда не читает.
(с) Мир Абсурда
суббота, 05 сентября 2009
пятница, 04 сентября 2009
В 2005 году я копила деньги на квартиру. Я два года ходила пешком за едой на рынок, отказывала себе во всём, вела дневник расходов, закрашивала дырки на капроновых колготках лаком для ногтей, я отдыхала в Пестово Московской области, и у меня была одна единственная сумка и один самый маленький пузырёк духов (я сейчас сама уже в это почти не верю). Я накопила таким образом 18 тысяч долларов, отнесла их в самый доверчивый банк, выпросила кредит и начала подыскивать себе однокомнатную квартиру.
Тогда я обошла все самые плохие однушки в городе, после просмотра некоторых очень хотелось как следует помыться дустом. Но меня грела мысль, что к 60 годам я выплачу кредит и у меня будет своя однокомнатная квартирка в спальном районе Москвы. Я не сдавалась.
И вот мы её нашли. 37-метровая квартирка в многоэтажке в Беляево. Кухня 6 метров, зато санузел раздельный, прожжённый табаком линолеум времён взятия Измаила, зато балкон 7 метров.
В квартире жила бабка. Даже не так. Это была Бабка. Энергичная старушенция, которая хотела переехать в квартиру похуже и получить разницу наличными на будущие нужды. Бабка уверила нас, что уже присмотрела себе пару вариантов и съедет в течение месяца, мы выплатили депозит и стали ждать.
Я рисовала планы помещений, обсуждала с девчонками цвет обоев, пескобетон, кафель и как утеплить балкон и построить там гипсокартонную библиотеку.
читать дальше
(с) ezdivala
Тогда я обошла все самые плохие однушки в городе, после просмотра некоторых очень хотелось как следует помыться дустом. Но меня грела мысль, что к 60 годам я выплачу кредит и у меня будет своя однокомнатная квартирка в спальном районе Москвы. Я не сдавалась.
И вот мы её нашли. 37-метровая квартирка в многоэтажке в Беляево. Кухня 6 метров, зато санузел раздельный, прожжённый табаком линолеум времён взятия Измаила, зато балкон 7 метров.
В квартире жила бабка. Даже не так. Это была Бабка. Энергичная старушенция, которая хотела переехать в квартиру похуже и получить разницу наличными на будущие нужды. Бабка уверила нас, что уже присмотрела себе пару вариантов и съедет в течение месяца, мы выплатили депозит и стали ждать.
Я рисовала планы помещений, обсуждала с девчонками цвет обоев, пескобетон, кафель и как утеплить балкон и построить там гипсокартонную библиотеку.
читать дальше
(с) ezdivala
четверг, 03 сентября 2009
я вот днем хожу, разговариваю,
улыбаюсь, курю, курю, смеюсь, курю, шучу, хожу куда-то, хожу с кем-то, ем иногда, опять курю, пью, не думаю ни о чем - днем,
а вот как придешь домой. оденешь пижаму. и такая усталость наваливается. вот усталость такая хреновая, когда ты знаешь, что тебе все ясно, ну вот абсолютно все, абсолютно все, и слушать никого не надо, потому что. все. ясно. и от этого так как то грустно становится. потом пишут знакомые, которые вроде и друзья, и говорят - я уезжаю, на полторы недели, и я вроде бы с ней не общаюсь, а блин так херово, потому что я чувствую - вот, полторы недели - не будет еще одного человека в городе, которому я могу верить, хотя бы немного, и немного хотя бы ждет. и знаю, что вот сейчас вот - пока я дома - нужно все это пережить - до утра, когда мне снова нужно будет ходить, улыбаться, курить, гулять куда-то, гулять с кем-то
(с) спасибо
улыбаюсь, курю, курю, смеюсь, курю, шучу, хожу куда-то, хожу с кем-то, ем иногда, опять курю, пью, не думаю ни о чем - днем,
а вот как придешь домой. оденешь пижаму. и такая усталость наваливается. вот усталость такая хреновая, когда ты знаешь, что тебе все ясно, ну вот абсолютно все, абсолютно все, и слушать никого не надо, потому что. все. ясно. и от этого так как то грустно становится. потом пишут знакомые, которые вроде и друзья, и говорят - я уезжаю, на полторы недели, и я вроде бы с ней не общаюсь, а блин так херово, потому что я чувствую - вот, полторы недели - не будет еще одного человека в городе, которому я могу верить, хотя бы немного, и немного хотя бы ждет. и знаю, что вот сейчас вот - пока я дома - нужно все это пережить - до утра, когда мне снова нужно будет ходить, улыбаться, курить, гулять куда-то, гулять с кем-то
(с) спасибо